|
Многие, знакомые с материей анархизма, возможно, удивленно выгнут брови – что это такое, почему пост-? Что, прочих анархизмов с дефисами мало стало? Сразу же можно сказать, что это, пожалуй, не синдикалистское объединение работников почты, как было пошутили некоторые немецкоговорящие анархисты (от немецкого Post – почта). Ещё дискуссия о пост-модерне связывала с собой те же опасения потерять, вынужденно оказаться от достижений предыдущей теоретической и практической традиции в виду её устаревания. Но приставка пост- указывает не на отказ от прошедшего, а на ревизию, на обновление, на переломы, но и на последовательность, на традицию.
Образы мира и человека в нём, развитые классическим анархизмом, теперь не вполне соответствуют реальности, они не вполне имеют смысл для современных освободительных теорий и практик. Едва ли кто-то станет отрицать, что в постфордистском капитализме властные структуры организовываются не так как на стыке феодальной и раннекапиталистической формаций, не так, как в расцвет индустриализации, и не так, как во времена Испанской Революции, когда анархия на короткое время стала возможна в индустриальном обществе. В те времена и возникло большинство текстов, из которых большинство анархистов до сих пор черпают свои «истины». Пост-анархизм относится к этой практике скептически, однако, не пытаясь, как уже было сказано, полностью порвать с классическим анархизмом и его идеалом, негосударственным и бесклассовым обществом. Иначе, о каком пост-, ультра-, мега-, каком угодно анархизме может идти речь?
После ренессанса либертарных идей во время студенческих бунтов 1968-ого года, развитие анархистской теории почти полностью прекратилось, после этого некоторые авторы пытались приспособить её к изменившимся общественным условиям постфордистской эры, неолиберализма, обогащая анархизм структуралистской и постструктуралистской (Фуко, Делез, Деррида), постфеминистской теорией (Джудит Батлер).
Ревизия – да или нет?
Обратимся сначала к вопросу: почему анархизму нужна ревизия? Практика и теория социальных движений не стояли на месте, поставив своим опытом некоторые само собой разумеющиеся истины анархистской теории, причём те, которые являются плотью от плоти эпохи модерна. Условия изменились: власть имеет иную организацию и структуру, чем 150-200 дет назад, и пост-анархизм делает вывод: безвластие должно иметь другие формы и состояться иным образом. Многие авторы, причисляющие себя или причисляемые другими к пост-анархистским, указывают, к примеру, на то, что чёткое разделение между «хорошим Обществом» и «плохим Государством» невозможно. Современное государство не является гомогенным, открыто репрессивным учреждением, довлеющим над полным предотвращённого разнообразия и мечтающим освободиться обществом. Современный человек, прошедший несколько институтов социализации в современном диференцированном обществе, является его продуктом. В этом пост-анархисты видят причину того, что не смотря на предполагаемое в нём желание освободиться от попечительства, человек выбирает добровольное подчинение, которое кажется ему проявлением его же «свободной воли». Индивиды желают то, что и должны желать, и считают навязанную субъективизацию своей индивидуальностью. «Модерн многократно разочаровывает и угнетает, и поэтому не является таким рациональным, каким себя выставляет, а иррациональным или порождает иррациональные реакции. Он отказывает вездесущей отчуждающей индустрией культуры и похоже действующими процессами социализации людям в автономии и сознательности как в предпосылках рационального преследования своих интересов и удовлетворения своих потребностей». (Helmut Thielen, «Die Wueste lebt. Jenseits von Staat und Kapital», 2001) Немецкий анархист Густав Ландауэр, разумеется, не относящийся к пост-анархистской традиции, развил концепцию государства классического анархизма дальше, указав на то, что Государство и Капитализм являются общественным принципом и отношением, поэтому такое упрощённое противопоставление Государства или Капитализма Обществу больше не может быть возможным. Критика Ландауэра осталась по разным причинам незамеченной и была для классического анархизма до сих пор бесплодной. (Стоит заметить, Ницше – через Фуко – играет в пост-анархизме большую роль, как и у Ландауэра. Например, Lewis Call, «Postmodern Anarchism», 2001) Для эмансипаторной практики пост-анархизм предусматривает, не столько упразднение Государственности, что вовсе не станет концом угнетения и эксплуатации, а может повлечь за собой, например, власть вооружённых банд. Т.к. «вне государственного общества» ничего быть не может, рекомендуется действовать изнутри и избавиться от этого Общества, чтобы избавиться и от Государства, как от его продукта, изменив людей и, следовательно, их взаимоотношения.
Во-вторых, пост-анархисты сомневаются в опять же упрощенных онтологических картинах мира и человека, развитых либерализмом и опирающимся на него социалистическим крылом. К таковым относятся представления о «хорошем человеке» Жан-Жака Руссо или о врождённом инстинкте «взаимопомощи» у Петра Кропоткина. Эти представления только переворачивают негативные образы человека, как-то: «Человек человеку волк» у Томаса Гоббса или «survival of the fittest» у Чарльза Дарвина. Обе позиции до сих пор не являются правдоподобно и окончательно доказанными, анархизм же не ставил эту чёрно-белую дихотомию под вопрос. (Ср. Saul Newman, «From Bakunin to Lacan. Anti-Authoritarianism and the Dislocation of Power», 2001)
В-третьих, пост-анархизм ставит под вопрос веру в технический прогресс и его идеологическо-теоретическую основу – точные науки, находящую яркое выражение в трудах Бакунина и Кропоткина. Вера в прогресс выливается в отрицание нетехнических культур, подразумевает стремление к владычеству над природой и, в конечном счёте, над «овеществлённым» и отчуждённым человеком. Не говоря уже об экологических последствиях безудержного «покорения» природы.
В-четвёртых, под вопрос ставится само понятие субъекта. Постструктуралистская теория, развития Мишелем Фуко, сомневается в возможности субъекта освободиться от (самоучинённого) угнетения и помочь другим субъектам сделать то же самое, как это предусматривало Просвещение. Конструкция из физиологического пола (sex), социального пола (gender) и сексуального предпочтения (к примеру, быть «добытчиком и защитником» в семье, жить в мужском теле и любить женщин) является искусственно произведённой и насильно наложенной на индивидуум. Чтобы поддерживать такую конструкцию, субъект должен сам себя постоянно дисциплинировать. На коллективном уровне, субъект опять же подчиняется и подчиняет, т.к. никакое коллективное Я не формируется без исключения из коллективного Я других субъектов. Так, коллективный субъект европейского Просвещения выдаёт себя за «Человечество», являясь при этом мужским, белым, христианским, гетеросексуальным и т.д. Человеческие права, подразумевающиеся в этом коллективном представлении, основываются на исключении всех других.
Что касается индивидуального субъекта и его способности действовать, то концепции освобождения, которые анархизм написал на своём флаге, в постфордистских условиях оказываются вплетёнными в технологию власти и воспроизводства общественных отношений. Самоопределение, автономия субъекта, ответственность, творческий подход к работе – всё это так же является лозунгами неолиберальной идеологии. Современный капитализм больше не нуждается в послушной и безликой массе рабочих-муравьёв фордистской эпохи, ему нужны творческие, самостоятельно работающие индивиды в более плоских иерархиях.
Коллективный субъект, в первую очередь интересующий нас в этом контексте «революционный субъект», тоже оказывается не так безупречен, как его видит не только ортодоксально-марксистская теория «обнищания», но и многие анархисты наших дней. Революции не обязательно делаются теми, кто более всего страдает. Теория обнищания не учитывает процессы интеграции/реинтеграции социальных движений в систему власти и соучастия в ней. С другой стороны, пост-анархизм отбрасывает и тезис о том, что люди с «революционным сознанием» могут сделать революцию, т.к. эта идея выливается в конечном итоге в авангардизм и опирается опять же на образование и Просвещение, не учитывая их социализирующей функции во властных структурах. (Не говоря уже о том, что надо быть о себе действительно высокого мнения, чтобы браться утверждать, что у этих, де, сознание революционное, а у тех – нет. Возможны ли превосходные степени революционного сознания – более революционное, наиреволюционнейшее?) Как утверждают пост-марксисты Лакан и Муфе, отчасти повлиявшие на становление пост-анархизма, практика социальных движений больше не укладывается в рамки классовой борьбы. Вспоминая время расцвета анархо-синдикализма, например, обратимся к проблеме (по крайней мере, так это понимали революционеры-мужчины) женских групп в синдикатах: женщины организовывались не только как анархистки, но и как женщины, т.к. даже в анархистском профсоюзе сталкивались с сексизмом. Кто возьмётся достоверно сказать, было это по-революционному или нет? Этот пример показывает, что пост-анархизм является не просто интеллектуальным развлечением особо начитанных анархистов-очкариков, но освещает вполне актуальные проблемы социальных движений.
Как и классический анархизм, пост-анархизм ограничивается средствами, не включающимися в государственную политику, борющимися против гегемонии, а не за неё – неформальными объединениями базисных социальных движений. Есть авторы, призывающие расширить поле деятельности анархо-синдикализма (на пример, Torsten Bewernitz) с классового конфликта до конфликта расового и гендерного. В пост-анархизме так же существуют коллективистское и индивидуалистское направления. В эпоху неолиберализма, продвигаемой государством приватизации, возникает вопрос: не стоило бы снова вступиться за Общество? (Маргарет Тэтчер, как известно, бойко отрицала существование Общества как понятия.) Теория находит отражение и в практике, на пример у таких движений как Сапатисты, Peoples Global Action, No Border Movement, Pink and Silver Block...
Кроме того, как нет одного классического анархизма, так нет и одного гомогенного пост-анархизма. Под этим термином понимаются сразу несколько теоретических конструкций. Если даже в анархистских кругах речь не ведётся о таковом вообще, это не значит, что о темах, затрагиваемых им, не дискутируют.
Несколько важных представителей
Одной из первых публикаций на эту тему пост-анархизма стала книга Тодда Мэя (Todd May) "The Political Philosophy of Poststructuralist Anarchism" 1994 года. По Мэю, марксизм и анархизм устарели. Обновление он находит в первую очередь у Фуко, пытаясь позаимствовать у него позитивное отношение к понятию власти (в отличие от застывших структур владычества). У Фуко же он заимствует и философский антигуманизм, отвергая картину человека в классическом анархизме и положение, что власть нужно анализировать, исходя от субъекта. Власть для него в ницшеанском смысле становится социальной и, следовательно, вездесущей практикой.
Тезис об устаревших моделях взаимоотношений общества и государства был подробно рассмотрен Солом Ньюмэном (Saul Newman) в книге "From Bakunin to Lacan. Anti-Authoritarianism and the Dislocation of Power" 2001 года. Ньюмэн опирается более на теории пост-марксиста Лакана и Дерриды, чем на Фуко.
Льюис Колл (Lewis Call, "Postmodern Anarchism", 2001) помимо Ницше и Фуко, опирается на Бордияра, Ситуационистский Интернационал и кибер-панков Гиббсона и Стерлинга. Однако Ницше играет очень важную роль у Колла: это анархия субъекта, анархия становления, никогда не приходящая в законченное бытие, статическую форму. Пост-анархизм, рассматривая не государство, а гуманистический субъект, работает на более высоком теоретическом уровне, чем анархизм классический, по мнению Колла. А революционная современная практика была рождена в студенческих бунтах 1968 года, и нашла развитие в политике симуляции Бордияра.
Стоит назвать и двух немецких авторов: Юргена Мюмкена (Juergen Muemken, "Anarchismus in der Postmoderne", 2005) и Йенса Кастнера (Jens Kastner, Politik und Postmoderne. Libertaere Aspekte in der Soziologie Zygmunt Baumans, 2000). В отличие от политической философии в англоязычной традиции, Кaстнер обращается к социологии Зигмунта Баумана, польско-британского социолога, занимавшегося отношениями Модерна и тоталитаризма, к вопросам расизма и антирасизма. Мюмкен же занимается неолиберальной государственностью, опираясь на марксистскую критику государства и субъективность индивидов.
К критике пост-анархистской философии
Убедительная, с одной стороны, пост-анархистская картина человека, как продукта социалиации в общстве, пронизанном властью, оборачивается, с другой стороны, абсолютной невозможностью эмансипации. Если все люди с рождения приспособлены обществом для своих далеко не эмансипаторных целей, если все люди готовы добровольно подчиниться, считая это выбором своей свободной воли, то откуда взяться недовольным, тем, кто хотя бы принципиально мог бы пеервернуть общественные отношения?
Нравится это пост-анархистским теоретикам или нет, но в основе их теории социализации лежит вульгарно трактуемый принцип "Бытие определяет сознание". Значит, ждём, пока хороший знакомый Гегеля, товарищ Мировой Разум, не соизволит подвести нас к вратам освобождения, и не породит людей, способных их открыть? Современный же человек, в силу своей социализации, не в состоянии себе представить свою настоящую свободу. Теоретики, глядя на современного человека реалистично, воздерживаются от каких-либо определений свободы. Этот пункт очень важен в критике пост-анархизма. Свержение принципа власти не означало бы ещё воплощения свободы для таких индивидов, нужна была бы, как говорит Фуко, "практика свободы". Что это такое, когда мы совершенно не можем сформулировать понятие свободы, не ясно. Кто должен находить и воплощать эти практики - кто вообще мог бы до этого додуматься, не ясно...
Как мы видели, пост-анархизм понимает Государство не как некое автономное по отношению к Обществу учреждение, а как порождение особенных общественных отношений. Не как внешние рамки общества, а как внутренние его структуры (sic! - постструктурализм). "Соответсвенные исторические формации капиталистических государств являются результатами социальных конфликтов и принадлежащих им соотношений сил и противоречий", как пишет Мюмкен в "Anarchismus in der Postmoderne". Якобы важное различие между "государственным обществом" и Государством является, на мой взгляд, казуистикой.
"Государственное общество" без Государства как такового?! В защиту пост-анархисты приводят в принципе верный аргумент, что Общесто формируется индивидами и их практикой, а т.к. они социализованны в "государственном обществе", то и их "освобождённое" общество не становится обязательно анархическим. Повседневная практика, воссоздающая властные структуры, опять же, не обязательно добровольна. И кто же заботится о том, чтобы индивиды снова и снова вопроизводили своё несвободное Общество, состоящее "только" из их (необязательно добровольной) практики? Едва ли Государство, являющееся только вторичным продуктом этого общества. Ответ прост: однажды возникнув из Общества, Государство не живёт в параллельном мире. Оно воздействует на общество - о чем расскажет вам любой соображающий марксист и анархист. Пост-анархисты, видимо, потеряли эту мысль в своих сложных и разветвлённых теориях.
Уже упомянутое понимание свободы в пост-анархизме как чего-то для нас здесь и сейчас недостижимого и непостижимого, является просто радикализацией типичной для классического анархизма идеализации свободы. В классическом анархизме конца 19 первой половины 20 века свобода рассматривалась как некий идеал, который можно было действительно достичь или просто всегда ориентироваться на него в практике. Пост-анархизм делает шаг дальше и теряется на широчайших равнинах произвольности. По сути это значит, что пост-анархизм со всей его вполне верной критикой современного общества - будущему обществу не соответствует. Он не утрудился ту же свободу сформулировать, не указал, куда он хочет привести своей критикой.
Резюме
Итак, мы видим, что анархизм в любом случае нуждается в ревизии, в дальнейшем теоритическом развитии. Критика классического анархизма современными теоретиками является вполне адекватной и способна вести теорию дальше. Однако, при ближайшем расмотрении, даже в столь сжатой форме, заметно, что и высоколобая пост-анархистская теория сама не без изьянов и упущений, о которые запинается, в конечном итоге, вся конструкция. Напрашивается также вопрос о надобности и оправданности такого термина как "пост-анархизм" вообще. Тем не менее, начало обновлению должно быть положено, ибо искать ответы на вопросы 21-ого века в литературе 19-ого, сколь основополагающей она ни была, было бы наивно. Посему, успехов всем, кому более не по вкусу запоздалая надежда на махновские тачанки и набожное соблюдение "чистоты анархистской веры"!
|
